Йырчы Казак - поэт не классового, а демократического мировозрения
Нетрадиционный взгляд
К 170-летию поэта
Йырчы Къазакъ родился в озденской семье в селении Атлан-авул бывшего Казанышского ханства (ныне Буйнакский район).
Полностью его принято именовать так - Йырчы Къазакъ Татархан Оглу. Но установлено, что отца его звали не Татарханом, а Устарханом; от слова уста - мастер. А еще приписали ему азербайджанский вариант кумукского слова: вместо «улан» - «оглан», «оглу».
Неправильно обозначается по-русски и профессия Казака. Вместо «Йырчы» - «ирчи». Нет такого слова - «ир». А йыр - это не просто поэтическое произведение, а именно эпическое.
Йыр не просто сочиняется поэтом, а им же публично исполняется, под свою мелодию, со своим инструментом в руках. Словом, йырчы - это бард.
Так что чествуем сегодня - Йырчы Къазакъны, Устарханны Уланын.
И еще одна деталь. Да, он родился в Атлан-авуле, но творил и жил он еще и в Нижнем Казаныше, Капир-Кумуке и Шуре (ныне город Буйнакск). В этих трех столицах были дворцы шамхана Кумукистана. Этот край в свое время был Казаныщским ханством. Многострадальный классик кумукской и дагестанской литературы Йырчы Казак заслуживает того, чтобы «племя младое, незнакомое» знало о нем гораздо больше, чем сейчас и воздавало гораздо более обильную славу.
Сочинял и пел Йырчы Казак, на радость родного трудового и праздного люда, с самых молодых лет. В 1850-ые годы песнопения его впервые легли на бумагу и стали обычной литературой, не переставая в то же время оставаться достоянием фольклора. В эти 50-ые годы XIX века Акай-кади из Нижнего Казаныша, отец просветителя Абусупужана, был кадием в Атлан-авуле. Именно он впервые овеществил летучие песнопения Казака, надежно записал их на бумаге и сохранил для потомков. Не грешно сделать аналогию с восклицанием А. Пушкина: «Старик Державин нас заметил. И, в гроб сходя, благословил!»
Рукописную книгу йыров Казака, составленную Акаем, другой просветитель Магомед-апанди Османов подготовил и издал в Петербурге, где работал преподавателем в Санкт-Петербургском университете.
Интересно отметить, что середина XIX века, «блистательная эпоха Шамиля», совпала с такой же блистательной эпохой шамхана Абумуслима и Йырчы Казака.
В историографии утвердилась концепция положительного отношения к Шамилю и отрицательного отношения к политике шамханов Кумукистана. Между тем это несправедливо. Надо положительно относиться и к горским имамам, и к равнинным шамханам.
Кумукистан до движения горцев, в XVII-XVIII веках, уже воевал против России. Была Первая Кавказская Война, которую стараются забыть. Она окончилась в 1725 году поражением шамхана Адиль-Герея Тарковского, его пленением и исчезновением в Сибири. Так сказать первый почетный персонаж ГУЛАГа.
Кумукистан был завоеван Россией. Впрочем, тогдашняя зависимость Кумукистана больше походила на союзничество - прообраз сегодняшнего пребывания Дагестана в составе России. Государственность была сохранена, цари-шамханы остались на месте, имея ограниченную власть. Местную религию не тронули, экономика, торговля и культура развивалась. Шла столетняя эпоха мирного сосуществования.
Такая судьба вполне устраивала власти Шамханства. В 20-х годах XVIII века кончилась Первая Кавказская война. В 20-х же годах XIX в. началась Вторая Кавказская война. Шамханы заняли отрицательную позицию. Они убеждали имамов в ее бесперспективности, просили учесть уроки Первой войны. Но было поздно. Горные территории отделились от Шамханства и начали набеги на равнину. Шамханы воевали на стороне России.
Могут возразить: ну, зачем эта история, надо только о Казаке. Но без этой истории ничего невозможно понять в событиях того судьбоносного времени.
Вот, к примеру, литераторы грозно обвиняют Абумуслима: «почему он послал Казака в Сибирь»? Посмотри, человек, в зеркало времени и увидишь: не посылал, не он посылал! У него была какая-то власть. Но судебной власти уже не было.
«Почему выдал царским властям, почему не укрыл»? Не мог! Это же была сенсация в то время: умыкнул служанку из дворца шамхана-императора Абумуслима! Да еще не лично для себя, а для друга Атабая! Об этом говорили все. Как это можно было скрыть от полиции? Были уже царские законы, был уголовный кодекс, жаждущий применения.
Конечно, поступок Казака и Атабая по тем временам была романтика. Но это же одновременно и неслыханная выходка против Абумуслима - монарха, и так ущемленного царской военной администрацией в своем величии. А уж для полицейских это вовсе обыкновенное «воровство». Царские охранники их обзывали: «Гарапчил, говно!» Девушку украл или корову украл - для них одно.
* * *
Но критики и далее, в таком же духе, высказывают целый каскад обвинений:
- «Почему новый шамхан Шамсутдин запретил Казаку вернуться на родину в Атлан-авул после отбытия ссылки в Сибири»?
Не запретил! В приговоре суда записано: без права проживания на родине.
- «Почему шамхан Шамсутдин послал убийц к Казаку в село Бота-юрт, в Терскую область, где Казак обосновался после ссылки»?
Не посылал! Учтите все тот же фактор: царские спецслужбы заставляли Шамсутдина отречься от власти, не до того было шамхану. Он спешно строил дороги, мосты, межиты. Убийцы нашлись там, на месте, в Терской области. Там тот же кумукский народ. Казак там продолжал, и сочинять и петь на мажлисах, на свадьбах, траурах. К тому же он там занялся еще и ремеслом. Стал золотых дел и музыкальных инструментов мастером. Промышлял, торговал. Конечно, Казак затронул там песней чью-то ничтожную спесь. Да и то сказать: в золотых делах дьявол тут как тут.
Если бы не возникла и не довлела так долго эта клевета, будто шамханы убили, не удалось бы хищным бандитам остаться в тени, они бы обязательно были изобличены.
Тут еще обыватель продолжает мурлыкать с подтекстом: Казака, мол, в родные места не пустили, а мы тут его, бедного, приютили. Не правда ли, хорош приют: убить и концы в воду.
Кумукские литературоведы А. Салаватов, С. Алиев, К. Абуков, К. Абдулатипов, С. Акбиев и др. сделали много для формирования основ казаковедения. Но и сегодня продолжается классово-большевистско-советский подход к творчеству Казака. А это - недопустимо.
Йырчы Казак - поэт и певец не классово-бедняцкого, а общенационального, демократического мировоззрения. Он является буйным выразителем, как доблестей, так и пороков; он одинаково щедр и суров как к верхам, так и к низам общества.
* * *
Литераторы, увлекаясь заданной концепцией, усматривают даже в первых, юношеских, стихах Казака некое завуалированное бунтарство.
Вот, к примеру, «Чаптак Йыр», т. е. «Плуговая песня»:
Мы вышли в местность Котан Сапарали,
Чтоб для харбуз, пастана участки тут вспахать
Но жаждем мы душой, и ждать мы устали:
Перестал бы ветер, Солнце бы явилось...
Хотят найти здесь иносказательный протест против несправедливостей жизни. Так много читают между строк, а там ничего нет. Ведь, все дано в самих строках.
А вот другое произведение:
У бедного люда свет, воду и очаг
Разве это государство не зажало вконец!
Шли на него мы и с мечем в руках,
Это государство не сгинет никак...
Опять чтение между строк. Опять обильные намеки на иносказание. Будто Казак подразумевал Кумукское государство, будто имел ввиду Абумуслима. А ведь речь-то совсем недвусмысленно идет не о шамханской, а о царской власти. Вот на него и ходили в свое время с мечом в руках.
Шамхан Абумуслим считал Йырчы Казака золотым национальным достоянием.
Это такая мерзкая неправда, что Абумуслим принимал Казака как усладителя и услужителя прихотей кайфующей знати! В заветных мажлисах Абумуслима воздавалась Казаку не личная его монаршая хвала, а именно народная слава. Сердечные и щедрые награды и призы были не личными, а государственными символами. Этим Абумуслим превращал Казака в одного из авторов и источников расцвета культуры и духовности кумукского и дагестанского народа.
Государственное (!) внимание шамхана было фактором, окрылявшим поэта, певца, избранника народа.
Вот один из самых значительных йыров Казака - «Абумуслим хан шамхан», в котором около ста строк. Это - ода на смерть Абумуслима.
Садагъында сансыз ебелим,
Перчини бек гюбелим,
Минглери мингсиз чырайлым,
Минген аты къакъма юрюшлюм,
Минглени титретеген тавушлум,
Минг макъатавгъа тийишлим,
Минг бармакълы къолунгда
Минглер сыйгъан увучлум...
Башынг тенгли бийлерден
Гьар бир ишинг оьр эди...
Къайырлангъан къара нарт
Къаршы алдынгда турмасдай...
Къара халкъынг къайгъырды...
Дос - дертли, душман къангъан,
Дагъыстандай эллени
Багъанасы чорт сынгъан...
Четде тикмей чатырынг, (тикмейли)
Жыя-алмай кеп батырынг, (жыймайлы)
Къаршы алдынгда боялмай
Къаршы гелген явларда; (къанына боялмайлы)
Тавлар тавгъа къагъылмай, (къагъылмайлы)
Тав асгерлер дагъылмай, (дагъылмайлы)
Бир гёзлю эки тюбёк
Бир-бирине чагъылмай... (чагъылмайлы)
* * *
Стрел в твоём колчане было не счесть,
Тверды закрепки в броне твоей,
Безупречен лицом и статью;
Иноходью носил тебя легкий конь;
Как голос, так тысячи содрогались,
В пятипалой ладони тысячи умещались...
Твои деяния выше всех Биев света,
Пред тобой не устоял и чёрный нарт...
Чёрный люд твой в чёрной печали
Содрогается, по тебе он плачет.
Друг в унынье, у врага восторг;
У великой державы Дагестана
Средний столб посерёдке сломлен...
Шатров боевых не воздвигая,
Батыров своих не сзывая,
В битве батыров кровь не узревая,
В горах войско не разбивая,
Когда не столкнулась с горою гора,
Одноглазых два ружья
Друг в друга не пальнули когда...
(Суть оды: - В обстановке, в которой не происходит всё это, в обстановке обыденной, разве допустимо было случиться тому, чтоб ты умер?! - И. Б.)
И это великое трагическое, эпическое произведение «советские литераторы» считают, знаете чем? Насмешкой Казака над Абумуслимом!
Приписывается Казаку такая каверза. Это «умопомрачение» продолжается с 30-х годов (А. Салаватов), через 90-е (Г. Мамаев) и в 2000-х (К. Каханов). Также думают и другие литераторы, хотя они в целом сделали много полезного в казаковедении.
Поводом к такому выводу считают концовку названного йыра:
Стране своей Дагестану
Подражанья пример не являя,
Домочадцев в скорбь ввергая,
Абумуслим хан шамхану,
Тебе, герою, ах, суждено,
Дома в постели умирать,
Тайком душу отдавать.
Здесь ключевая строка - «Сен игитге парзмеди». Слово «парзмеди» понимают как «пристало ли?», а надо понимать и переводить «справедливо ли, что тебе такая судьба выпала»!
Автор не спрашивает, а протестует - не справедлива судьба! Это же поэтический прием!
Оппоненты ссылаются на кумукскую народную поговорку: «Мужчины дома рождаются, вне дома они умирают».
Слышали звон, но откуда он? Где умирать 60-летнему легендарному старику? Ведь это же 1860-й год. Отгремев, закончились бои. Это воин, генерал-лейтенант, доблесть которого и офицерскую честь много раз славили русские генералы. Разве между кульминацией и концовкой йыра есть нестыковка? Зачем же усматривать здесь скрытую насмешку? Зачем приписывать великому Казаку каверзу? Ведь перед нами искренний, блестящий мортиролог, образец классического уровня. На уровне «Слова о полку Игореве».
Здесь еще один важный секрет раскрывается. Узнаем в этом йыре то, что не затронуто исследованием: осмысливал Казак войну шамханов против набегов горских войск или нет? Оказывается, осмысливал! И, в отличие от многих историков, имел об этом запутанном вопросе вполне прогрессивный взгляд. С одной стороны он и Шамиля почитает, с другой стороны и Абумуслиму победу желает.
В одном месте:
Орус пача Шамилибиз къолгъа алды,
Къуни тавгъа къайгъы булан дерт салды...
Русский царь нашего Шамиля заполонил,
Гунибскую гору чёрной тучей обложил...
А в другом месте, в рассмотренном выше йыре, «Абумуслим хан шамхан», мы выделяем строки:
Тавлар тавгъа къагъылмай,
Тав асгерлер дагъылмай...
Когда не столкнулись с горою гора,
В горах войско не разбивая...
То есть, ах, почему тебе пришлось умереть, шамхан Абумуслим, не в такой обстановке, когда сталкивается с горою гора, чтоб ты узревал в бою кровь своих батыров, чтоб разбивал ты в горах войска. Значит, про войну с горскими войсками Казак знает! Он об этом думает, эту ситуацию осмысливает. Он и за «нашего Шамиля», но в то же время он больше за Абумуслима и желает ему победу.
Поэтический дар Казака на уровне облаков. Но другое дело политика, политические сложности того запутанного безвременья. Долго ли заблудиться в ее закоулках и лабиринтах!
Об этом в умилительной наивной растерянности поведал сам Казак в своём крупном йыре: «Не билейик, юз дынкъы бар ханланы», т.е. «Не знаем что и думать: у ханов сто чудных проявлений». Не чУдных, а чуднЫх.
Да, конечно, так оно и есть! В политике и в делах ханов есть сто «дынкъов», сто чуднЫх, на первый взгляд не объяснимых поступков; а у шамханов их даже тысяча. Правителям Кумукистана в их народо-спасательных усилиях приходилось крутиться между водами, огнями и медными трубами. Им приходилось одновременно сражаться на два страшных фронта: одно - не допустить захвата Кумыкистана Имаматом; второе – не допустить ликвидации Россией остатков суверенитета Кумукистана.
Интересно, что здесь тоже всё проясняет или затуманивает одно ключевое слово - «дынкъ». Его объясняют оппоненты как «каверзность», «злонамеренность», «коварство». Это, между тем, коренное заблуждение. «Дынкъ» - это некий секрет, неуловимая черта, вещь, не поддающаяся обыденному пониманию; «дынкъ» - это парадокс, нечто странное.
Царедворец Абумуслима бий Алесгендер обещал Казаку добиться полного прощения за проступок, убедил явиться с повинной. Однако не только Алесгендер, но и сам Абумуслим тут бессилен. Казак не полностью учитывает реалии времени. Он то всерьёз, то поэтически, наделяет шамхана былым всевластием.
Ноги оковами сковав,
Руки цепями нам связав,
На малую иль большую дорогу нас пустил?
Так ли мы вдаль пойдём,
Что хороший конь за день обратно не примчит?
Пройденных нами дорог не понять и не счесть
И страданий наших не измерить;
Ровные поля обративших нам в кривизну,
У ханов столько чуднОго, как нам постичь!..
Пройдя мимо Минска,
От Москвы в тысяче вёрст...
Отраву мы жевали, отраву мы пили...
Вот еще недоумение, добросовестное заблуждение Казака.
Йыгъыла, тура гелгенден сонг эки яш,
Юк болуп да ала туруп дос-къардаш,
Бизин сагъа яманлагъан къызмеди,
Къыз-уланлар салгъан отлар азмеди,
Атолугъа ачув-оьчлер парзмеди!..
Раз пришли с повинным падая и вставая,
Два парня, которых родня на поруки брала
Тебя на нас озлобил не девушка-ли-парень!
Девушки-те-парни отраву сеяли мало ли!
Тебе, Атолу, отмщение пристало ли!..
«Атолугъа ачув-оьчлер парзмеди» - «Тебе, Атолу, отмщение пристало ли...».
В этом упрёке Казак употреблял слово «парзмеди» в его другом аспекте - «пристало ли». Однако повторим: Абумуслим не совершил того, «что не пристало». Доносы на Казака он не слушал. Сам Абумуслим и вся его семья сокрушались от своего бессилия. Особенно дочь его Гихили, возлюбленная Казака и сама в него влюбленная - сколько она тщетных усилий приложила, сколько слёз пролила. Об этом есть много достоверных свидетельств. Не ханы обратили ровные поля в кривые взгорья.
* * *
Противники перестройки и демократических реформ сегодня крепко взяли Казака себе в союзники, ссылаясь на критику казаком нравов в предпринимательском мире. Действительно, промышленное и торговое оживление конца XIX века привело Казака в глубокое уныние и пессимизм. В йыре - письме к Магомеду-апанди Османову он сокрушался:
Всякий счет смыкается в достатке...
Всякий молодец, если имущество скопил...
Без достатка, с одним умом - что за толк,
В тяжких думах скрипеть в жизни, а не жить.
Под клятвой порченое за доброе продают,
За пять шайы-монету обманут отца,
Ни в ком правды нет, как всмотришься, Апанди.
Казак, конечно, здесь явно увлечен одной стороной жизни. А есть и другая сторона. Не прервись столь трагично его жизнь, он сказал бы о тех, кто торговал и торгует по чести и морали. Да и то сказать: лучший пример такого праведного предпринимателя - сам Казак. Он ведь, как сказали выше, занимался ремеслом и торговлей и, несомненно, «порченое за доброе» не выдавал.
Нельзя не сказать с болью и о другом: столько было разговоров о Казаке, сколько было расплывчатых юбилеев, но до сих пор нет академического издания его произведений.
Точно так же, говоря о широком читателе, нельзя с болью не отметить, что сегодня переводы Йырчы Казака на русский язык более схожи с плохими подстрочниками, нежели с профессиональными, классическими переводами. Хотелось бы в связи со 170-летием Йырчы Казака опубликовать в своем переводе один из «элитных» йыров юбиляра:
Асхартав
Асхартав, сенден бийик тав болмас,
Анадол, сенден уллу сув болмас,
Аргъымак, сенден арив ат болмас
Атолу, сенден асыл зат болмас.
Асхартавну бийиклиги не болсун,
Башындан палпан чарнап артгъан сонг.
Анадолну уллулугъу не болсун,
Ичинде шавшакъ бузлар къакъгъан сонг.
Аргымакъны аривлюгю не болсун,
Алашгъа ёлун берип ёртгъан сонг.
Атолуну асыллыгъы не болсун,
Ичкилерде бал аягъын къолгъа алып,
Айры тизден югюнюп,
Тенгсизине сен савлукъ деп айтгъан сонг.
Асхартав
Асхартав, выше тебя нет горы,
Анадол, шире тебя нет воды,
Аргымак, краше тебя нет коня,
Атолу, благородней нет тебя.
Но что толку, что высок ты Асхартав,
Если пташка одолеет высоту!
Но что толку, что широк ты, Анадол,
Если стужа льдом скуёт ту широту
Но что чести, что красив ты, аргымак,
Коль уступишь путь простому ты коню!
Но что славы в благородстве, Атолу,
Если чашу держишь в шумном ты балу,
На колено становясь,
Воздаешь коль недостойному хвалу!
Ибрагим Х. БАММАТУЛИ
(Переводы стихов с кумукского – Ибрагима Бамматули)
(газета «Даг. правда», 28 июня 2001 г.)
Размещено на сайте 11.04.2010
Комменатарии
- #1 камила
- мне оооооооооочень понравилась биография
Разделы
Ссылки
